Снос десятков памятников В.И. Ленину, который начался на Украине с февраля 2014 года и продолжается до сих пор, актуализировал проблему советского наследия в пространстве бывшего СССР. Монументы на Украине демонтируются стихийно, тем не менее это своего рода программные действия — акт деколонизации. Поскольку памятники являются объектами, наиболее прямолинейно выражающими политические установки государства, все происходящее с ними — надежное свидетельство состояния общества, его самосознания и понимания прошлого. В России, которая была центром колониальной политики Советского Союза, нет никаких внятных комментариев по поводу крушения коммунистических символов в соседней стране. Это неудивительно, ведь у нас оценка советского наследия до сих пор остается противоречивой.
Памятники как культурное явление существуют в разных состояниях, и торжественное открытие — лишь малая часть их истории. Разрушившиеся или снесенные, неоткрытые, переименованные, сменившие контекст, восстановленные, ожидающие решения своей судьбы — вот примерный перечень определений, описывающий историю монументов в любой стране. Причем эта история продолжается даже после их физического разрушения, и во многом зависит от проблем политического режима, при котором они были установлены.
Если учитывать только формальные свойства памятников, то, говоря словами немецкого писателя Роберта Музиля, они — «самые невидимые для человеческого глаза объекты». Мимо них часто проходят, не обращая внимания, и чтобы почувствовать связь памятника со средой обитания, нужно иметь идеологизированную оптику. Эта их «органическая» незаметность лишь помогает игнорировать огромное количество монументов, буквально кричащих о проблемном прошлом, с которым надо как-то сжиться.
Москва, поваленные серп и молот. 1991. Фото: © Анатолий Сапроненков/AFP/Getty Images
Незаметные в повседневной жизни, при революционных сменах политических курсов памятники начинают ужасно раздражать и мешать людям. На улицах города «вдруг» возникают фигуры, идолы и истуканы, от которых хочется побыстрее избавиться. Иногда такие фигуры становятся жертвами вандалов, иногда с них начинается переосмысление наследия, и они встраиваются в ощущаемую по-новому городскую среду. История переосмысления советских памятников в России началась задолго до распада СССР. Уже в советское время были найдены «мешающие» истории персонажи. Наиболее известным среди них, безусловно, стал И.В. Сталин. После его смерти в 1953 году в стране начался процесс десталинизации, в ходе которого именно Сталин стал ответственен за репрессии и за «все плохое», что было в СССР. «Тихая» десталинизация, начавшаяся, фактически, с прекращения упоминания Сталина в прессе сразу после его смерти, достигла своего пика после секретного доклада Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС в 1956 году. На партийных собраниях по всей стране, посвященных чтению этого доклада, сразу же был поднят вопрос о «портретах и памятниках Сталину»: что делать с развешенными повсюду портретами, установленными статуями, не будет ли правильно «скромно убрать и заменить другими», останется ли Сталин в мавзолее вместе с Лениным и т. д.?
Роберт Лебек. Памятник Сталину в Ереване. 1962. Ч/б фотография. © Robert Lebeck heritage. Созданный по проекту Сергея Меркурова памятник демонтирован в 1962 году
Надо заметить, что существовавшие тогда памятники Сталину были невероятно однотипными. Большое распространение получил, например, образ, созданный скульптором С.Д. Меркуровым, в виде неоархаического исполина для Канала имени Москвы в Дубне (1937, взорван в 1961-м). В Москве в 1939 году копии этого монумента были установлены на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (ВСХВ), а также перед входом в Третьяковскую галерею. По слухам, колосс с ВСХВ в целости лежит зарытым в земле, а статуя из Третьяковки была благополучно перенесена во внутренний дворик галереи, где и стоит до сих пор. Шлюз №1 Волго-Донского канала открывался гигантским памятником Сталину скульптора Е.В. Вучетича в стиле академической эклектики последней четверти XIX века. В январе 1956 года, непосредственно перед докладом Хрущева «О культе личности», местные власти, не чувствовавшие скорого изменения курса, предлагали торжественно перенести «грандиозный» монумент Сталину в центр города, а на канале установить памятник Ленину. Однако уже 10 марта 1956 года обком радикально пересмотрел свои желания и верноподданнически предложил заменить Сталина Лениным без сохранения и переустановки первого. Статуя Ленина на том же месте была установлена лишь в 1973 году и, согласно Википедии, являлась «самым большим в мире памятником, установленным реально жившему человеку».
Были, конечно, и чрезвычайные ситуации: люди проявляли инициативу на местах. Так, в Чебоксарах 19 ноября 1956 года инженер Л.А. Золотов топором сбил голову со скульптуры Сталина, что происходило при свидетелях, многие из которых предположили, что дело санкционировано сверху. Однако уже 20 ноября этот поступок был признан «политическим хулиганством», а инженер-иконокласт арестован. В Праге гигантский памятник И.В. Сталину, строительство которого завершили в 1955 году, был снесен лишь в 1962-м, когда, после уже всенародного объявления на XXII съезде КПСС десталинизации, был дан старт иконоборческим акциям по свержению памятников Сталину. На другой же день после окончания работы съезда тело Сталина было убрано из мавзолея. Памятники тирану без лишнего шума исчезали с улиц советских городов.
Матвей Манизер. Медальон станции московского метро «Павелецкая-кольцевая». 1949. Не сохранился. Courtesy Вестник Замоскворечья/www.zamos.ru
Над последствиями развенчания культа личности пришлось поработать и в московском метрополитене: мозаичисты заделали портрет Сталина на станции метро «Киевская», скульпторы убрали вождя с панно в зале станции «Таганская»; статуи были унесены с «Серпуховской» (ныне «Добрынинская»), «Курской» и других станций.
Исчезновение из городской среды отсылок к Сталину произошло достаточно быстро, но мог ли его образ просто испариться без какой-либо рефлексии? Ведь советская история знала примеры репрессивного иконоклазма. Результатом самой «успешной» акции такого рода стало тотальное забвение Л.Д. Троцкого. В 1930-е годы его имя и образ, а также его роль в истории СССР были стерты настолько тщательно, что ни 1956-й, ни даже 1989 год не смогли вернуть его фигуру в виртуальный монументальный пантеон. Однако в середине 1950-х все было по-другому: монументальные комментарии к десталинизации появились довольно скоро. С 1960-х была дана установка на замещение опального вождя старым героем: территория СССР усиленно застраивалась огромным количеством памятников Ленину. Даже громкая акция, когда в 1956 году во время студенческой демонстрации был снесен памятник Сталину в Будапеште, символически завершилась тем, что спустя девять лет недалеко от места, где стоял снесенный монумент, был воздвигнут памятник Ленину (демонтирован в 1993-м. Памятник Сталину, кстати, был реконструирован в начале нулевых и ныне хранится в Музее современного искусства MODEM в Дебрецене).
Снос памятника Сталину в Будапеште. 1956. Courtesy Музей современного искусства MODEM, Дебрецен
Десталинизация, проведенная под жестким государственным контролем, стала единственной последовательно реализованной акцией по нахождению виновных и критике режима. Сталин исчез с улиц, из топонимов, со страниц журналов и из ссылок в книгах, однако внятной рецепции истоков и механизмов сложившейся тоталитарной системы так и не появилось, поскольку у власти вплоть до середины 1980-х годов оставались сделавшие при Сталине карьеру руководители.
Следующий этап в истории символического обретения советского прошлого наступил после 1989 года. 9 ноября 1989 года пала Берлинская стена, а вслед за ней и коммунистические режимы в Польше, Чехословакии, начался процесс распада СССР. 13 октября 1990 года вышел Указ президента СССР М.С. Горбачева «О пресечении надругательства над памятниками, связанными с историей государства, и его символами», само появление которого красноречиво свидетельствовало о положении дел в стране: «В последнее время участились случаи надругательства над памятниками основателю Советского государства В.И. Ленину, другим общественно-политическим деятелям, мемориалами Октябрьской революции, гражданской и Великой Отечественной войн, иными памятниками, связанными с историей Советского государства, над могилами воинов, павших при защите Отечества». Однако этот указ не повлиял на настроение общества: по всем странам бывшего Восточного блока прокатилась волна сноса памятников, связанных с коммунистическим режимом. Интересно, что, в отличие от декрета «О памятниках республики», изданного в апреле 1918 года, в котором одной из причин демонтажа дореволюционных монументов назвался, фактически, эстетический критерий — снос «уродливых истуканов», — после 1989 года разрушение памятников было исключительно политической акцией.
Житель Баку отдирает топором изображение Ленина 21 сентября 1991 года. Фото: © Анатолий Сапроненков/AFP/Getty Images
На местах снос памятников напрямую коррелировал с политическими трактовками роли СССР в судьбе нации. Так, на Западной Украине, которая была присоединена к Советскому Союзу в 1939 году, наибольшее количество памятников Ленину было снесено с лета 1990 до осени 1991 года после провозглашения независимости Украины. На востоке Украины картина была другая — здесь Ленин не воспринимался как агрессор. В некоторых бывших советских республиках, где были сильны религиозные консервативные традиции, памятники одним политическим лидерам просто заменялись на другие. Так, в советское время, в 1924 году, в Самарканде на постамент еще царских времен памятника генералу М.Н. Анненкову (1913) была установлена статуя Ленина, а после 1991-го — эмблема мусульманского государства. В Таджикистане почти все статуи Ленина заменили на статуи основателя первого таджикского государства Исмаила Самани.
Музей советских памятников — парк «Мементо» в Будапеште. Копия фрагмента разрушенного в 1956 году памятника Сталину. 2007. Источник: luggagetagtravels.com
Монументы не только сносили, но и переименовывали: памятник в честь советских воинов-освободителей (1947) в Будапеште был переименован в монумент Свободы. В Праге на месте взорванного в 1962 году памятника Сталину, который занимал доминантное место в панораме города, в 1991 году установили монументальный «Метроном», создав ироничный символ неумолимости времени. Еще одним распространенным решением в борьбе с символами коммунизма стало создание резерваций: политические статуи свозили в парки скульптур советского периода (Парк скульптур в Будапеште), а некоторые переносили на кладбища (памятник воину-освободителю в Таллине).
Сапоги, оставшиеся на постаменте после разрушения в 1956 году памятника Сталину в Будапеште. Courtesy Музей современного искусства MODEM, Дебрецен
С распадом СССР богатой иконокластической историей оброс памятник Ленину скульптора Н.В. Томского в Берлине. В 1990 году польский художник Кшиштоф Водичко спроецировал на памятник слайд с изображением человека с переполненной товарами тележкой из супермаркета — идол превратился в типичного польского эмигранта.
В 1991 году в защиту этой скульптуры прошла акция «левых», которые призывали не допустить насилия над монументом, однако он все равно был демонтирован, а площадь Ленина была переименована в площадь ООН.
Демонтаж памятника Ленина работы Николая Томского в Берлине. 1991. Фото: AP. Источник: www.bz-berlin.de
Тогда в 1992 году та же инициативная группа торжественно захоронила фрагменты разрушенного памятника на берлинском кладбище Фридрихсхайн. В то же время жители Карл-Маркс-Штадта хотя и потребовали в 1990 году вернуть старое название своего города (Хемниц), однако выступили против демонтажа гигантской головы Карла Маркса работы советского скульптора Л.Е. Кербеля, которая и теперь является символом города.
Столкновение Левой и Национал-демократической партий Германии на манифестации в Хемнице у монумента Карлу Марксу 16 августа 2005 года. Фото: © Patrick Schulze via Flickr
В России история коммеморативной практики 1990–2010-х годов показывает, что огромную массу советских памятников старались просто не замечать. Усилия российских властей по сей день направлены, в основном, на создание проимперских символов: величия церкви, военной мощи и крепости государственной власти. Так, за время президентства Б.Н. Ельцина, при мэре Ю.М. Лужкове в Москве был восстановлен взорванный в 1931 году официозный храм Христа Спасителя (1995), установлен памятник Петру I скульптора З.К. Церетели (1997), открыт Парк Победы, намеченный к строительству еще в 1957 году (1995). Последняя инициатива ярко определила основное направление работы государства по созданию позитивного образа СССР: главным достоянием советской истории и центральным событием всего XX века стала победа над фашизмом. Причем если судить по усилению цензуры в этой области в последние годы, проблема памяти Великой Отечественной войны безапелляционно присваивается государственной машиной: чего стоит деятельность Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России (2009–2012), а также принятие в мае 2014 года закона, «направленного на противодействие попыткам посягательств на историческую память в отношении событий Второй мировой войны».
Троллейбус-баррикада у Музея современной истории России в Москве. 1994. Фото: David Holt. Источник: pastvu.com.
Самое примечательное в новейшей истории коммеморативных усилий российских властей — это отсутствующие памятники. Не было установлено ни одного крупного монумента событиям 1991 года, только лишь неприметный памятник на Садовом кольце в Москве. В 2012 году у Белого дома был установлен памятник, но посвящен он был совсем не событиям августа 1991 года, а знаменитому министру царской России П.А. Столыпину. Ни в 1990-е, ни в 2000-е правительство не высказывало интереса к созданию памятников новой стране или освободительному движению новейшей истории России. Не стали увековечивать даже того, что было. Троллейбус, служивший баррикадой во время захвата Белого дома в 1991 году, до весны 1998 года стоял перед зданием Музея современной истории России в Москве, однако потом его посчитали загромождающим пространство и отправили в запасники.
Еще одной болезненной темой для российской культуры стала тема репрессий и роль карательных органов в структуре тоталитарного государства. Хотя уже в октябре 1990 года международным обществом «Мемориал» в Москве на Лубянке был установлен «Соловецкий камень» в память о жертвах сталинских репрессий, однако каких-либо громких государственных мемориальных акций не последовало. А в 1999 году первым коммеморативным начинанием нового президента В.В. Путина стала установка бюста Ю.В. Андропова (председателя КГБ в 1967–1982 годы). Затем и вовсе последовала реабилитация Сталина: в 2000 году была открыта мемориальная табличка в Кремле, в честь юбилея победы в Великой Отечественной войне выпущены мемориальные монеты с его портретом, а в музее Парка победы установлен его бюст.
Евгений Чубаров. Памятник жертвам политических репрессий в парке Музеон в Москве. 2009. Фото: Andreykor via Wikipedia
Усилия по увековечиванию жертв ограничились в основном акциями правозащитных организаций, публикациями документов и исследований, с более доступными визуальными образами переосмысления репрессий дело обстояло хуже. Городская среда столицы не подает никаких признаков того, что террор хоть в какой-то степени стал значимым для самосознания бывших советских граждан. Скромные размеры «Соловецкого камня» на Лубянке не идут ни в какое сравнение с памятниками, установленными в течение 1990-х на Поклонной горе или монументом основателю Российской империи Петру I. Согласно статистике Сахаровского центра, к 2008 году на территории бывшего СССР установлено около 1250 памятников жертвам репрессий, большинство из которых — надгробия, кресты и мемориальные таблички. В настоящее время крупной гражданской инициативой стала акция «Последний адрес», которая нацелена на насыщение городского пространства сведениями о репрессированных горожанах. Она проводится «за счет добровольных целевых пожертвований граждан, без использования каких-либо бюджетных средств». Для сравнения, в Западной Германии, в которой с 1945 года была проделана большая государственная работа по увековечиванию памяти жертв Холокоста, на 1995 год значилось около 3000 мест памяти в одной только Германии (и примерно столько же в Польше).
Снос памятника Дзержинскому в Москве на Лубянской площади 22 августа 1991 года. Фото: © Анатолий Сапроненков/AFP/Getty Images
Большое внимание общественности и СМИ привлек снос памятника Ф.Э. Дзержинскому 22 августа 1991 года, ставший масштабной и символически важной акцией постсоветской России. Однако сносом этого памятника и его транспортировкой в парк при Центральном доме художника на Крымском Валу (с 1996 года — парк Музеон) история монумента не закончилась. Интерес к Дзержинскому поддерживался все последующие десятилетия: официальные лица регулярно предлагали вернуть его обратно на Лубянку. Место памятника основателю ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, функции которой переняли последовательно ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ и др.) притягивало своей энергетикой не только политиков. Так, в 1995 году Александр Бренер провел акцию «Чего не доделал Давид»: он занял бывшее место памятника Дзержинскому и кричал, приветственно размахивая руками: «Здравствуйте, я ваш новый коммерческий директор». Сила, выпестованная коммунистическим террором, была теперь за бизнесом. Этот образ становится особенно хорош, если вспомнить, например, что в начале 1990-х штаб-квартира финансовой пирамиды МММ занимала помещение в Музее В.И. Ленина.
В 1998 году восстановление памятника Дзержинскому было даже одобрено Государственной думой. В этой связи в том же 1998 году художники Виталий Комар и Александр Меламид провели международный конкурс «Что нам делать с монументальной пропагандой?». Около 200 художников и сочувствующих предложили десятки эскизов и текстов, реконтекстуализировавших советские памятники. Одни установили бегущую строку на мавзолей Ленина, другие выступили за похороны монументов для последующей их демонстрации гражданам, а третьи обосновывали строительство на Красной площади второго мавзолея симметрично первому. Подобные предложения можно отнести к категории «метафорического иконоклазма», который был ярко представлен еще в творчестве сюрреалистов.
Виталий Комар и Александр Меламид. Монументальная пропаганда. 1991. Вид инсталляции на выставке «Родина», Новосибирск, 2012. Фото: © РИА «ФедералПресс»
В 1930 году в журнале французских сюрреалистов «Документы» Робер Десно опубликовал небольшую статью о памятниках «Пигмалион и сфинкс». В ней он грезил об оживших памятниках, отменял законы гравитации, свергал их с пьедесталов и отпускал гулять по улицам. Вволю нафантазировавшись, в конце статьи Десно провозгласил: «Все нужно начать заново, все должно быть оспорено, переделано, чтобы начать вновь, отменить и сделать еще раз. Большой круг завершен и начинается опять. Возможно, что его никогда и не было(курсив мой. — М.С.)». Это двойственное ощущение замкнутости и повторяемости истории и, одновременно, исторического вакуума, в котором нет ни времени, ни событий, хорошо описывает метаморфозы, происходящие с памятниками советским политических деятелям.
Спустя 60 лет в проектах уже постсоветских художников из цикла «Что нам делать с монументальной пропагандой?» памятник Карлу Марксу завис в воздухе над площадью у Большого театра, а статуя другого политического истукана — то ли Ленина, то ли Дзержинского — была превращена в опору для горки (Андрей Ройтер, «Памятник в роли горки для свободного скатывания»). Все окончательно смешалось, закольцевалось и воплотилось вновь в 2014 году, когда коммунисты от КПРФ вышли на Лубянскую площадь и на камеры показали уменьшенную модель памятника, которую якобы установили на прежнем месте. Более того, общественность, поверив заголовкам СМИ, совершенно не сомневалась в том, что памятник действительно вернули. Эта акция КПРФ почти буквально осуществила один из проектов 1998 года авторства Елены Раковской «Каждому коммунисту — персональный Феликс». Аннотация гласила: «Коль скоро коммунистам всея Руси дорог Ф.Э. Дзержинский, а нынешнее его местоположение на задах ЦДХ лишает членов КПРФ <…> простого человеческого счастья, предлагается: в традициях советского периода и по аналогии с “персональной машиной”, “персональной пенсией”, “персональным продуктовым заказом” и т. д. отлить из бронзы, полученной от переплавки существующего монумента, 1.100.000 копий в масштабе 1:500 как наградной/персональный знак отличия». То, что в 1930-е или в 1990-е было прерогативой художников, в 2010-е стало частью политических акций. В итоге сейчас мы точно не можем сказать, где кончается монументальная пропаганда, кем она оспаривается, когда увековечивание начинается вновь, но всегда остается вопрос: было ли это на самом деле и что именно было?
Гриша Брускин. Раскопки скульптур «Коллекции археолога». Тоскана, 2009. Из проекта «Коллекция археолога». Бронза. Фото автора. Courtesy Международный культурный фонд BREUS Foundation
Прокатившаяся после 1989 года волна сносов оставила, тем не менее, тысячи статуй Ленина по всей Российской Федерации. Сейчас они медленно ветшают, хотя в некоторых местах их с большей или меньшей регулярностью заново красят в ходе весенних и осенних городских ремонтных работ. В отношении к этим изваяниям особую проблему составляет само применение к ним понятия произведения искусства. Если уникальность мавзолея Ленина (свойство, которое было подвергнуто тщательному анализу в классической работе Розалинды Краусс 1985 года «Подлинность авангарда и другие модернистские мифы») вряд ли может оспариваться, то со статуями вождя все сложнее. Специфика создания монументальной скульптуры в СССР заключалась в том, что ее производство с самого начала было ориентировано и выживало с помощью массового копирования. Вся ригидная структура скульптурной индустрии сводилась к тому, что авторскую модель штамповали из гипса (реже бронзы и мрамора) и продавали в разные города. «Массовка» стала почти единственно возможным продуктом сталинского искусства еще и в силу репрессивного характера всей системы: спокойно штамповать можно было только авторские модели, принятые к производству и не получившие критики сверху.
В бывшем пионерском лагере «Юность», Москва, Троицкий административный округ. Источник: deletant.livejournal.com
Одной из истин коммеморативных практик является тезис о том, что напоминание о тирании — такая же часть памятника, как и прославление этих тиранов. Однако из-за отсутствия развитой дискуссии о роли Ленина и коммунистического наследия в целом в нашей жизни памятники Ленину находятся «в подвешенном состоянии». Их так много, что снос любого памятника Ленину может быть легко обоснован с точки зрения отсутствия авторской и исторической уникальности. Аргументом же за их сохранение могли бы стать аура места и ценность локального контекста, но индивидуальный подход невозможен, опять же из-за амбивалентного отношения к прошлому.
Демонтаж памятника Ленину в Берлине. 1991. Фото: Picture Alliance/DPA
